Особенности кризиса в Бразилии 1998 - 1999 г.г.
В мире не просто найти страну с таким потенциалом взрывчатого материала – разрыв между богатством и бедностью здесь один из самых больших в мире. После мирной ликвидации военно-диктаторского режима в конце 1980-х годов Бразилия, по своему государственному устройству представляющая собой федерацию, встала на путь либерально-демократического (по стандартам Латинской Америки) развития. Однако инфляция, измерявшаяся сотнями и даже тысячами процентов в год, оставалась главным препятствием для нормализации экономической ситуации. В 1994 году по инициативе и под руководством министра Ф. Кардозо была проведена финансовая стабилизация, впервые за многие десятилетия увенчавшаяся успехом. Инфляция была сведена к уровню в несколько процентов в год, и притом эта шоковая терапия по-бразильски не остановила промышленный рост. Успехи произвели на народ такое впечатление, что вскоре Кардозо был избран президентом, а в 1998 году переизбран на второй срок.
Тем не менее, слабости бразильской экономики оставались очевидными для мирового финансового сообщества. Российский шок 17 августа 1998 года более всего отозвался в Латинской Америке, в первую очередь в Бразилии. Это произошло вовсе не по причине тесных экономических связей страны с Россией (эти связи не очень значительны), а потому, что на Бразилии сосредоточились недоверие и подозрительность финансистов, управляющих мировыми потоками капитала. Осенью 1998 года, когда в воронку кризиса оказались втянутыми до десятка стран среднего уровня развития и к тому же развивался банковский кризис в Японии, многим наблюдателям в мире представлялось, что эта серия региональных кризисов может вполне перерасти в мировой экономический кризис. События в Бразилии, казалось, подтверждали эти опасения.
При всех отличиях тропической Бразилии от холодной России проблемы наших стран имеют немало схожего: традиционное расточительство самовольных штатов, образующих федерацию; слабость банковской и кредитной системы со значительной долей неоплатных, не возвращаемых ссуд; зависимость от притока иностранных капиталов, по большей части краткосрочных.
Власти Бразилии в 90-х годах выбрали в качестве «якоря стабильности» курс национальной валюты (реала), поддерживая его в рамках установленного наклонного коридора, то есть, допуская медленное понижение, грубо соответствующее темпу инфляции. Курс реала постепенно полз вниз, но, как выяснилось, оставался завышенным; как обычно, это затрудняло экспорт, стимулировало импорт и создавало на рынках ощущение неизбежности девальвации.
Летом 1998 года, особенно после 17 августа, все эти слабости бразильской экономики и финансов вырвались наружу. Первым сигналом явилось падение показателей фондовой биржи, в июле и августе индексы упали примерно вдвое. Иностранный капитал, имевший форму бразильских облигаций, депозитов в банках и кредитов зарубежных банков бразильским заемщикам, обратился в паническое бегство из Бразилии. Как обычно, за ним последовал и национальный капитал. Чтобы поддержать курс реала, от которого все стремились как можно скорее избавиться, центральный банк выбросил за три месяца почти половину своих валютных резервов, составлявших к началу кризиса весьма внушительную величину около 70 миллиардов долларов. Пытаясь остановить бегство капиталов, центральный банк поднял ставку рефинансирования выше 30% годовых. Рыночные ставки банков подскочили до 40 - 50%, что сделало банковские ссуды для большинства предприятий практически недоступными. Возникла характерная в последние годы для многих стран ситуация: защита стабильности валюты ценой экономического спада. Сильное эхо бразильского кризиса прокатилось по всей Латинской Америке в виде обесценивания акций, ухода иностранного капитала, девальваций валют.
Для Вашингтона финансовый крах Бразилии был столь же опасен, как крах Мексики несколькими годами ранее. Было решено действовать на опережение, не ожидая худшего. Уже в ноябре 1998 года Международный валютный фонд сформировал при участии правительства США и нескольких других кредиторов пакет помощи для Бразилии в размере 41,5 миллиарда долларов, из которых Фонд взял на себя 18,1 миллиарда. Эти деньги предполагалось выдавать траншами по мере выполнения страной согласованной с МВФ программы стабилизации. Расчет был также на то, что сам огромный размер кредитной поддержки укрепит доверие к бразильской экономике и валюте.
Бразилия согласовала с Фондом программу мер, направленных на оздоровление экономики: уменьшение бюджетного дефицита, улучшение сбора налогов, ограничение банковского кредита неэффективным предприятиям, сдерживание роста денежной массы, санация банков и других финансовых учреждений. Бразильское правительство обещало продолжить приватизацию государственного сектора, которая довольно успешно проводилась с начала 1990-х годов. Это стандартный набор требований, который иногда вызывает в странах-заемщиках резкую оппозицию. Но для правительства Кардозо этот курс был вполне органичен, и можно думать, что правительство не пыталось обмануть Фонд, принимая на себя обременительные обязательства. Скорее, это укрепляло его позиции в отношениях с парламентом и влиятельными губернаторами. Однако «неотложная помощь» не спасла реал от девальвации и не предотвратила острую фазу кризиса. В январе 1999 года Бразилия была вынуждена отказаться от твердого (точнее, почти твердого) курса валюты и допустить рыночную девальвацию реала. Вместо предписанного финансовыми «докторами» понижения курса на 10-15 процентов, курс реала к доллару за несколько недель понизился примерно на 40 процентов. В марте 1999 года ситуация оказалась столь тревожной, что правительство в своем очередном меморандуме Фонду прогнозировало на этот год неблагоприятные показатели: падение ВВП на 3,5-4% и годовую инфляцию по индексу потребительских цен до 10% за первое полугодие и до 15-17% за год.
Отказавшись от «планового» курса национальной валюты и пустив его в плавание, правительство стало ориентироваться на другой ключевой показатель допустимый темп инфляции. Такая политика, характерная для многих стран, получила название «инфляционного таргетирования». Предполагается, что правительство в силах воздействовать, таким образом, на основные факторы, определяющие темп роста цен, чтобы удерживать его в заданных рамках. Насколько можно судить, в 1999 - 2000 годах Бразилии удалось это в значительной мере. Главный успех послекризисного развития заключался в том, что удалось избежать возобновления большой инфляции. В сравнении с Россией и Индонезией, где инфляционная волна мощно поднялась после кризиса и девальвации, показатели роста цен в Бразилии выглядели относительно благополучно и не дотягивали до указанных выше прогнозов правительства. В отличие от азиатских стран экономический спад выразился не в падении производства (измеряемого по ВВП или индексу промышленной продукции), а лишь в стагнации этих показателей в 1998 — 1999 годах. К концу 1999 года уровень курсов акций вернулся в долларовом выражении к предкризисному уровню.
Эксперты спорят о причинах столь благополучного выхода Бразилии из финансового кризиса. Руководители МВФ и близкие к нему экономисты, естественно, указывают на то, что правительство мудро не поддалось давлению достаточно влиятельных сил, выступавших против жесткой финансовой политики, рекомендованной Фондом. Это укрепило доверие мирового сообщества к Бразилии и остановило бегство капитала.
Очевидно, в этом есть значительная доля истины. Вместе с тем несомненно, что важнейшее значение имело состояние всей мировой экономики, которая смогла преодолеть симптомы спада и в целом продолжала с 1999-2000 г.г. расти достаточно высокими темпами. Бразилии помог также ряд особенностей ее экономики, помешавших углублению кризиса. Иностранные вложения в Бразилии преимущественно имеют форму прямых инвестиций. Этот капитал по своей природе более стабилен и независим от временных факторов, даже если они имеют такой характер и масштабы, как в Бразилии в 1998 -1999 годах. Поскольку среднесрочные и долгосрочные перспективы бразильской экономики считаются в принципе благоприятными, прямые иностранные инвестиции нарастали даже в эти кризисные годы. Банковская система Бразилии мало участвовала в кризисе. Банкротств крупных банков и панического изъятия вкладов отмечено не было. Разумеется, сам этот факт нуждается в объяснении, но здесь достаточно его только констатировать. Импорт Бразилии лишь в малой степени состоит из продовольствия, повышенные издержки которого при девальвации практически немедленно перекладываются на розничные цены, т.е. на потребителя. Это ослабило инфляционную волну и позволило растянуть эффект девальвации по времени.
Азиатская модель финансовых кризисов.
На протяжении последних десятилетий Восточная и Юго-Восточная Азия оставалась регионом с самыми высокими темпами экономического роста. Япония давно уже является второй после США промышленной державой мира. «Азиатские тигры» — Тайвань, Южная Корея, Сингапур, Гонконг — превратились в лидеров современной индустрии и технического прогресса. Немалых достижений в экономике добились Индонезия, Таиланд, Филиппины, Малайзия. Наконец, в эру Дэн Сяопина и его преемников Китай занял достойное место среди ведущих промышленных держав.
Параллельно росту производства в этих странах шло формирование современных финансовых систем, интегрированных в глобальный финансовый рынок. По размерам оборота ценных бумаг азиатские рынки теперь мало уступают рынкам США и Западной Европы. Показатели фондовых бирж Токио и Гонконга не менее важны для мировой экономики, чем индексы бирж Нью-Йорка и Лондона. На эти рынки поступают не только внутренние сбережения, но и денежные капиталы из всех регионов мира. Крупные японские банки не уступают по размерам активов и операций американским. Банковские кредиты, используемые корейскими концернами, имена которых хорошо известны в России, измеряются десятками и даже сотнями миллиардов долларов. Вполне закономерно, что длительный бум создал характерные факторы финансового кризиса. Мексиканский кризис 1994-1995 годов породил среди руководителей финансовой политики и экспертов волну дискуссий на тему: может ли нечто подобное случиться в Азии? Ответ пришел раньше, чем полагали: начиная с середины 1997 года под ударом оказались экономики нескольких азиатских стран. Япония избежала полномерного кризиса, но ухудшение ситуации в этой крупнейшей стране региона сильно сказалось на других странах.
Азиатские страны быстро прошли экономический цикл, характерный для капитализма на протяжении почти двух столетий. Однако в конце XX века как бум, так и крах приобрели новые масштабы и формы. Эти новые формы, в частности, определяются тем, что азиатский регион имеет большие особенности, отличающие его от западного. По мнению многих экспертов, пытавшихся объяснить кризис, финансовая и банковская система стран региона не соответствовала тому уровню и темпам роста экономики, которых они достигли благодаря упорному труду, организации и порядку в этих обществах, а также благодаря выгодным для них внешним факторам. Грубо говоря, это был кризис роста, связанный с отставанием финансовой инфраструктуры от экономики в целом. Для стран региона оказалось непосильным бремя глобализации. Включение в мировую систему с ее динамикой, прежде всего с колоссальными потоками капитала через границы стран и регионов, способными за короткое время подорвать ранее безупречный финансовый статус страны. Во второй половине 1997 года одна страна за другой попадали под пресс утраты доверия мировых финансовых рынков, международных кредиторов и акционеров. Возникали финансовые паники, в ходе которых иностранцы стремились вывести капиталы из попавшей в беду страны.
Характерные слова для этого финансового землетрясения нашел в 1998 году работающий в Гонконге эксперт по инвестициям: «Этот тотальный экономический крах и громадное уничтожение богатства, которые, вопреки всем прогнозам, произошли в Азии за последние шесть месяцев, превосходят все, что я видел». Он мыслит, естественно, в привычных для него категориях бумажного богатства — фиктивного капитала. Однако уничтожение бумажного богатства в условиях кризиса становится в высшей степени важнейшим фактором.
Экономическая катастрофа в Индонезии.
В начале 1960-х годов Индонезия была отчаянно бедной и отсталой страной. Джакарта походила на большую деревню с несколькими зданиями европейской архитектуры, оставленными колонизаторами, одним построенным японцами современным отелем и стадионом. Через два года произошла неудачная попытка захвата власти руководством компартии, в результате которой сотни тысяч коммунистов и сочувствующих погибли в чудовищной резне.
Важную роль для развития страны сыграл Сухарто. Он железной рукой создал социально-политическую стабильность и условия для экономического роста. За 25-30 лет Индонезия преобразилась. «Зеленая революция в основном обеспечила страну своим рисом и другими главными продуктами питания. Индонезия стала крупным производителем нефти, возникли многие отрасли промышленности. Страна была открыта для иностранного капитала, поток инвестиций хлынул в индонезийскую экономику. Средний темп прироста ВВП за тридцать лет до 1997 года составлял около 1% в год. Так началось и протекало это «экономическое чудо». Именно на фоне экономических достижений накапливались негативные факторы, которые в 1997-1998 г.г. сделали Индонезию жертвой жестокого кризиса. В отличие от остальных кризисных стран Юго-Восточной Азии, где в основном сохранилась стабильность цен, в Индонезии произошел сильный всплеск инфляции, объяснявшийся значительным падением курса индонезийской рупии, а также «инфляционной традицией» в этой стране. За полгода кризиса официальный индекс потребительских цен вырос почти на 50%, а через год он был в два раза выше, чем до кризиса (особенно сильно подорожали продовольственные товары первой необходимости).
В перенаселенных индонезийских городах всегда имеется социальный горючий материал в виде безработных и полубезработных, полукриминальных и криминальных элементов. Повышение цен на продовольствие, сочетавшееся с одновременным ростом безработицы, вызвало вспышку. В начале января 1998 года, когда доллар в Джакарте подскочил до 11 тысяч рупий (до кризиса он колебался на уровне 2-3 тысячи), началась паническая скупка продуктов, образовались очереди и давки в магазинах. Ярость толпы обратилась против этнических китайцев, в руках которых с давних пор находилась значительная часть розничной торговли. Китайские погромы, подобные еврейским погромам в старой России, случались и раньше, но на этот раз они приняли такие масштабы, что власти оказались бессильны навести порядок.
Еще более грозная волна уличного насилия поднялась в мае 1998 года. Однако на этот раз возмущение толпы экономическими тяготами слилось с политическими волнениями, в которых проявилась копившаяся годами ненависть народа к репрессивному и погрязшему в коррупции режиму. После того как во время студенческой антиправительственной демонстрации было убито и ранено несколько человек, разгорелись настоящие уличные бои, в ходе которых, по официальным данным, только в Джакарте погибло около 1200 человек. Политический кризис принял необратимый характер; международные организации и иностранные посольства начали эвакуацию персонала. Из Индонезии бежали также тысячи семей состоятельных китайцев. Председатель парламента, лишь два месяца назад избравшего Сухарто президентом на седьмой срок, потребовал его отставки. Руководство вооруженных сил, на которое ранее президент неизменно опирался, заняло выжидательную позицию. Несколько тысяч студентов захватили здание парламента и три дня удерживали его. Парламент вместе с лидерами студенческого движения предъявил Сухарто ультиматум, добиваясь его немедленного ухода. После 32 лет диктаторского правления, 77-летний президент объявил о своей отставке. Режим, совсем недавно казавшийся несокрушимо прочным, рухнул в одночасье.
Пожертвовав престарелым вождем и спешно избавившись от членов его семьи и клана, занимавших высокие государственные посты, хунта сохранила власть в своих руках. Высшие военные руководители остались на прежних местах. Их лидер заявил, что бывшему президенту и его семье даются гарантии личной безопасности. Временный президент Хабиби, многолетний сотрудник и помощник Сухарто, срочно объявил, что в 1999 году будут проведены демократические выборы. Власти лихорадочно делали все возможное, чтобы успокоить МВФ и Всемирный банк, правительства западных стран и кредиторов Индонезии. Это им в какой-то мере удалось: политический кризис пошел на убыль; советники из МВФ, Азиатского банка развития, из США и Германии занялись приведением экономических дел в порядок, в июне 1998 года комитет банков-кредиторов согласился на рассрочку платежей по индонезийским долгам.
Крушение режима Сухарто открыло перед страной новые горизонты. Это было время энтузиазма и надежд. Парламентские выборы в июне 1999 года открыли дорогу на политическую арену новым общественным силам и людям. Новый многопартийный Парламент избрал в итоге долгих торгов и трудных компромиссов президентом А. Вахида — исламиста, известного своей упорной оппозицией режиму Сухарто. Политики разных направлений сошлись на нем как на любимце народа. Вице-президентом стала дочь национального героя и основателя Индонезийской республики Сукарно. Среди первых мер нового руководства было ограничение власти военной элиты, унаследованной от прежнего режима. Экономика Индонезии смогла использовать определенные преимущества, которые дали ей рост мировых цен на нефть и девальвация национальной валюты. После резкого спада в 1998 году возобновился рост, хотя он затянулся еще на несколько долгих лет.
Продолжение следует...
