Прагматизм свойственен экспертному сообществу на Западе и в России. Прагматики доминируют в политическом дискурсе и монополизируют исследования в области международных отношений. Они, безусловно, тяготеют к рационализму – хотят иметь четкое представление о реальности и снабжать практическими рекомендациями политиков. Это требует концентрации на определенных критериях, выраженных в сформулированных интересах, силе или всего этого сразу. «Об этом рассуждает российский политолог и старший научный сотрудник Brookings Institution Л. Шевцова», - передает издание «Биржевой лидер».
Как отмечает политолог, попытки провести анализ ситуации во всем ее многообразии, в том числе с учетом морального аспекта, создают противоречивую картину реальности, а также усложняют выработку рекомендаций для тех, кто принимает решения. В связи с чем факторы, отодвинувшие на обочину международной политики нормативистов, одновременно способствовали повышению спроса на идеи прагматиков. Это и вера в конец идеологии, и склонность к идее о том, что политикам необходимо держаться традиционных политических механизмов. Прагматизм к тому же ориентирован на поддержку стабильности и сохранение статус-кво, что стало приоритетом для Запада. При всем при этом данной аналитической школе свойственно то, что ставит ее апологетов в неловкое положение. Прагматики на Западе часто дублируют месседжи своих российских коллег, в некоторых случаях и Кремля.
Западным прагматикам, как правило, свойственно упускать из вида причинно-следственную связь между политикой Кремля на международной арене и политическими процессами внутри России, а кроме того и характером политического режима. Это объяснимо, иначе с признанием такой связи им пришлось бы поднять ряд вопросов. Как, например, каким может быть компромисс Запада и Кремля, если Кремлю свойственна антизападная риторика? Не признавая такую связь, можно допустить, что внешняя политика строится на основе отдельной логики, что дает Западу возможность обнаруживать общие интересы с Кремлем. Вместе с тем прагматикам понятно, что международные отношения невозможно полностью отделить от внутренних событий, поэтому они рассуждают о влиянии геополитики на внутрироссийские события. Они настаивают, что такие внешние события, как расширение НАТО и неуважение Запада к интересам России, привели к усилению авторитаризма внутри страны и агрессивной международной политике Кремля.
В провоцировании конфликта между Россией и Западом внешний фактор действительно имел значительную роль, и даже, пусть и незначительно, повлиял на развитие политической ситуации в России. Однако природа конфликта отличается от описания прагматиков. Появлению идеи вакуума, который пыталась заполнить российская система, способствовала слабость Запада, отсутствие достаточной функциональности у нынешней модели либеральной демократии, кризис в Евросоюзе и отход «в окопы» США, а также готовность принять двойные стандарты элитами на Западе.
В Кремле ныне открыто говорят о закате эпохи Запада и возвращении «в игру» России. Прагматики, отрицая связь между внешней кремлевской политикой и внутрироссийскими событиями, выступают с поддержкой деидеологизации внешней политики. Как они говорят, «идеология перестала быть критерием определения миропорядка», тем самым повторяя за российским министром иностранных дел С. Лавровым любимый посыл об «освобождении от прошлых идеологических предрассудков». При этом прагматики отказываются от подхода к анализу внутренних процессов с точки зрения идеологии, что позволяет сохранять им оптимизм, глядя на российский авторитаризм, и даже находить в нем отдельные конструктивные элементы.
Нормативное измерение прагматики относят к пережиткам «холодной войны». Так, по мнению главного редактора российского издания «Россия в международных отношениях» Ф. Лукьянова, современные дискуссии о ценностях и интересах показывают, что многие еще находятся под обаянием «холодной войны». Прагматики утверждают, что дискурс о ценностях ведет к старому противостоянию. Однако необходимо помнить, что отношения России с Западом разладились в тот момент, когда Запад ушел от основанного на ценностях подхода. Тем более что приравнивание ценностного дискурса к возвращению к «холодной войне» имеет мыслью признание факта, что несовместимы ценности российской системы и либеральных демократий. «Тогда как могут прагматики рассчитывать на конструктивный диалог между упомянутыми системами?» – спрашивает Лукьянов.
Если верить прагматикам, и ныне эра деидеологизации, то в чем же тогда основы их прогнозов и стратегий? Что прагматикам заменяет нормы? Среди таких заменителей был так называемый «общий интерес». Такой подход превалировал в 90-х, когда и Запад, и часть российских элит верили, что Россия может стать частью сообщества либеральных демократий. Когда же выяснилось, что Россия направляется в другую сторону, прагматики заявили об отсутствии в этом противоречий интересам Запада. Сторонники «общих интересов» со временем выяснили, что свои интересы стороны понимали по-разному. Так, там, где ожидалось серьезное совпадение интересов, например, в сфере ядерного разоружения или борьбы с терроризмом, пришлось искать иные способы оправдания своего прагматизма. «Однако и до сих пор многие из них верят, что у Запада и Москвы есть общность интересов, просто стороны этого не понимают», - заключает Шевцова.
