В настоящее время мировой экономике следует забыть о стабильности валют, поскольку возвращается период высокой волатильности. Об этом сообщается в статье Кармен Рейнхарт, профессора Школы управления им. Кеннеди при Гарвардском университете, опубликованной РБК.
Как отмечает Рейнхарт, волатильность на валютных рынках можно наблюдать в течение уже нескольких десятилетий, если даже не столетий. Резкие скачки обменных курсов являются неотъемлемой чертой международных финансовых рынков, сложившихся в начале 1970-х годов после развала Бреттон-Вудской системы. В 1970-х и большей части 1980-х годов, когда почти по всему миру бушевала инфляция, мегадевальвации превратились в обычные явление. Однако даже в 1990-х и в начале 2000-х не проходило и года, чтобы 10–20 процентов стран мира не переживали крупную девальвацию или крах же национальной валюты.
После этого внезапно наступило затишье. Если не считать хаос, связанный с мировым финансовым кризисом, наблюдавшимся в конце 2008 года и начале 2009-го, в период 2004–2014 годов крах валют был достаточно редким явлением. Однако, по словам Рейнхарт, в связи с последними событиями можно предположить, что отсутствие в этом десятилетии валютных обвалов будут, по всей видимости, будут вспоминать как исключение, лишь подтверждающее правило.
Практически полное исчезновение обвалов валют с 2004 по 2014 годы является итогом, в первую очередь, низких и стабильных международных процентных ставок, существенного притока капиталов в развивающиеся государства, дополняющимися бумом цен на сырье и в большей части случаев хорошими темпами роста экономики в странах, которым удалось избежать мирового финансового кризиса. Следствием является то, что основной заботой многих государств в эти годы было предотвращение непрерывного укрепления национальных валют по отношению к доллару США и валютам других торговых партнеров.
Однако в 2014 году ситуация изменилась, когда в связи с ухудшением глобальных условий обвалы валют снова стали массовыми. С того времени практически половина из 179 стран, изучаемых Рейнхарт, испытала девальвацию больше чем на 15 процентов в течение года. Конечно, режим гибких валютных курсов в большинстве случаев избавляет от драматических проблем, связанных с отказом от фиксированного или полуфиксированного курса обмена валют. Однако на сегодняшний день мало что свидетельствует о том, что произошедшие девальвации произвели оздоровляющий эффект на рост экономики, поскольку по большей части он остается вялым.
С января 2014 по январь 2016 года объем средней кумулятивной девальвации по отношению к доллару США достиг почти 35 процентов. Во многих развивающихся странах, в которых девальвация была еще более значительной, снижение обменного курса привело к усугублению текущих проблем, связанных с ростом долгов, которые были номинированы в иностранной валюте.
Помимо того, эффект валютного обвала во взаимосвязанном мире не может ограничиваться государством, в котором он произошел. Так, в 1994 году Китаем была проведена реформа валютного регулирования, в результате чего была унифицирована система многоуровневых обменных курсов и заодно девальвирован юань на 50 процентов. По словам Рейнхарт, существуют убедительные аргументы в пользу того, что эта девальвация китайской валюты привела к потере конкурентоспособности Кореи, Таиланда, Индонезии, Филиппин и Малайзии, валюты которых были полностью или частично привязаны к американскому доллару. В свою очередь, кумулятивное укрепление этих валют создало предпосылки для начавшегося в середине 1997 года азиатского кризиса.
По словам Рейнхарт, завышенные курсы валют являются одним из самых лучших опережающих индикаторов финансового кризиса. В связи с этим невозможно не задуматься о том, что, по всей вероятности, мир сегодня столкнулся с повторением событий, происходивших в 1994–1997 годах. Только в этот раз поменялись роли. Юань с начала 2014 года по отношению к доллару упал только на 7,5 процента, в то время как евро за это же время девальвировался приблизительно на 25 процентов, не говоря уже о валютах ряда развивающихся стран, ослабленных еще сильнее. В случаях, когда экономическая система государства базируется на производстве, как в КНР, не следует недооценивать значение связи между завышенным курсом и ростом экономики.
В августе прошедшего года, когда власти КНР объявили о планах по проведению умеренной девальвации, а затем постепенного повышения гибкости обменного курса юаня, началось падение финансовых рынков. Руководство КНР, пытаясь вернуть уверенность рынкам, заявило о том, что Китай в данном направлении будет двигаться исключительно поэтапно. Впрочем, суть предостерегающего урока азиатских кризисов, может быть, заключается как раз в наличии у поэтапных подходов на этом фронте своих рисков.
Конечно, вероятный эффект «разорения соседа», который был вызван вспышкой валютных обвалов в последние два года, относится не только к Китаю. Он может оказать влияние на любую страну, в которой сохраняется более или менее фиксированный курс валюты (к этой категории стран относятся крупные производители нефти).
Однако Китай от всех остальных отличает огромная доля китайской экономики в мировом ВВП, а также влияние, оказываемое ею на многие страны в самых различных регионах мира, начиная поставщиками сырья и заканчивая государствами, находящимися в зависимости от китайского финансирования или прямых инвестиций.
В настоящее время на долю развивающихся стран приходится около 60 процентов мирового ВВП, в то время как эта доля в начале 1980-х составляла приблизительно 35 процентов. Для того чтобы восстановить мировое процветание, потребуется более широкая географическая база, нежели ранее. Однако достижение этой цели может значительно затрудниться в связи с возвращением валютных обвалов.
