Министром иностранных дел России Сергеем Лавровым Польша определена как лидер среди разрушающих советские мемориалы государств, что актуализировало в общественном сознании тему памятников эпохи «совка». Об этом 10 апреля рассуждает Олег Кашин на страницах DW.
Любую атаку на советские, связанные с войной, памятные места в регионе Восточной Европы современная российская пропаганда стремится отследить.
И затем представить дело таким образом, что опять где-то сносят что-то – значит, дескать, правда льется из уст российских официальных лиц про фальсификацию истории, попытки принижения роли Красной армии в освободительном походе против Гитлера в Европу, неблагодарность восточноевропейских стран и народов в отношении Москвы. Эксперты редакции «Новости Мира» журнала для инвесторов «Биржевой лидер» полагают, что когда Лавров утверждает про лидерство Польши в сносах памятников гражданам СССР, то в голосе этого российского правительственного деятеля расслышать нетрудно торжественные нотки – мол, видите вот, предупреждали же мы вас.
Можно не испытывать сомнения в том, что 9 мая 2016 года, когда президент Российской Федерации Владимир Путин и иные ее руководители примут участие в праздничном мероприятии по случаю Дня Победы, то не оставят они данную тему и много еще скажут слов про недопустимость переписывания исторических событий и войн с мемориалами – такие слова заранее известны, не раз уже они произносились с самой высокой российской трибуны. В одной из самых свежих цитат Путина от 5 апреля на этот счет сказано, что «надо пресечь всякие попытки сфальсифицировать, оболгать прошлое, включая принижение решающей роли России в разгроме фашизма, нацизма».
Нечто похожее говорил хозяин Кремля и в минувшем году, и в позапрошлом.
Невозможно уже вообразить себе российскую официальную риторику без каких-либо упоминаний про попытки «принижения решающей роли Советского Союза».
Впрочем, и аргументация сторонников избавить восточноевропейские страны от красноармейских памятников звучала много раз за последние несколько лет – да, понятное дело, для государств в бывшем советском блоке освобождение их в 1945 году повлекло за собой сорок лет с «ограниченным суверенитетом», и гранитные, бронзовые и бетонные бойцы Красной армии напоминают полякам, болгарам и прочим не только и не столько про радость освобождения от гитлеровского нацизма и фашизма, сколько про послевоенные годы коммунистических диктатур, политический террор и тому подобных вещи, о которых с ностальгией и нежностью вспомнить трудно до сих пор.
Пражане во время покраски советского танка-мемориала красками розового цвета протестовали больше не против танков Советского Союза в 1945 году, но против советских танков в 1968-м, а эхо самого громкого конфликта с памятниками «совка» – демонтаж в 2007 году «бронзового таллинского солдата» – означало символически расставание для эстонцев с оккупацией СССР, но вовсе не с памятными событиями Второй мировой войны. Про Польшу можно тоже даже не упоминать – очевидно, что государство, поделенное в 1939 году Сталиным и Гитлером, пережившее катынский расстрел и уже в последние полтора года войны не получившее помощи и поддержки восставшим в Варшаве, имеет право на свое отношение к войне, которое отличное от написанного в советских исторических учебниках.
Участники в спорах про советские памятники апеллируют всегда к прошлому – противники к трагическим моментам, а защитники к героическим. Однако не бывают такие яростные споры про давнюю историю, которых бы не подкрепляло происходящее в настоящем. Во второй половине восьмидесятых годов прошлого века, то есть в тот непосредственно момент, когда народами Восточной Европы свергались коммунистические свои власти, никому (кроме чехов, которые к танкам Советского Союза, как уже говорилось выше, имели совсем уже иные, послевоенные претензии и счеты) в голову не приходило устраивать сносы мемориалов советским освободителям. Эти памятные скульптуры, бюсты и барельефы просто не были в числе наиболее жгучих проблем, стоящих тогда перед людьми в восточноевропейских странах.
Проблема возникла всерьез лишь сейчас, в наши дни, когда Кремль решил делать победу 1945-го года точкой отсчета в своей пропагандистской и политической системе координат. Москва актуализировала темы, связанные со Второй мировой войной, и о себе заявила как о безусловном претенденте в наследии всего того хорошего, что принесла миру победа над нацизмом.
Как результат, георгиевские ленты, вошедшие вновь в широкое употребление, на сей раз в путинской России, и ставшие едва ли не самым актуальным символом политической идентификации, в ходе «русской весны» и военных действий на Донбассе в Украине приобрели весьма спорное – если не сказать зловещее – значение. Восточноевропейские памятники красноармейцам, которые за семь послевоенных десятилетий, казалось, слились намертво с пейзажем, ожили вдруг, и к ним и в нагрузку добавили всю официальную российскую систему ценностей, выходящую далеко за принятые ранее пределы в давней войне с фашистской Германией.
Итак, когда Кремль теперь говорит, что он есть наследником Победы, то восточные европейцы отвечают: «То есть это вы – Победа? Тогда ладно, к ее памятным местам мы станем так же относиться, как и к вам».
