Особенности существования России на данном этапе оценила Лилия Шевцова. Она констатирует, что основой выживания современного российского государства являются парадоксы, сообщают журналисты раздела «Новости Мира» интернет-издания для деловых людей «Биржевой лидер» со ссылкой на «Новое время».
В своей публикации для The American Interest политолог, доктор исторических наук Лилия Шевцова пишет, что российское государство можно назвать уникальным случаем в современной истории. Теперешняя Россия выживает за счет парадоксов – государство превращает слабость в силу, тактику рассматривает как стратегию, исключение трансформирует в правила. Поражения в российском случае преподносятся как победы, а цивилизационные враги выступают ресурсами для выживания.
Российская власть и общественность не знают, как будет выглядеть мир при Дональде Трампе. Вместе с тем страна уже готовится к появлению новых жизнеобеспечивающих парадоксов. Вполне вероятно, что администрация Трампа расширит пространство для маневра российской системы персонифицированной власти. Однако в конечном итоге рано или поздно Вашингтон начнет создавать для Москвы проблемы, ответная реакция российского руководства может быть непредвиденной и довольно неприятной для всего мира.
В рамках еще одного парадокса в условиях затяжного периода упадка российская система постсоветского времени демонстрирует удивительную способность к возрождению. Выживает Россия за счет одного из ключевых изобретений – использования либеральной цивилизации для продолжения собственной жизни. Как показывает история, концепция существования России неизменно тесно связана с либеральной цивилизацией.
Известно, что в советские времена Россия занималась сдерживанием либерального мира. На следующем этапе в России пытались воссоздать стандарты западного сообщества. Современная Россия занимается одновременно и сдерживанием и просачиванием в либеральный мир. После завершения холодной войны наступила эпоха размытых, постмодернистских норм, которая стала идеальной средой для ведения Россией игр в обман, притворство и дискредитацию. Попытки Запада сблизиться с Россией привели только к тому, что либеральный мир начал подыгрывать Кремлю. Последний только делал вид, что с уважением относится к западным ценностям.
Некоторое время казалось, что в серой зоне российская система может оставаться бесконечно долго. Пребывая в состоянии неопределенности, Москва подрывала Запад изнутри, но избегала явной борьбы за власть и господство. Идеальной средой для процветания российской системы стал постмодернизм, элементами которого являются электрический релятивизм, двойственные стандарты, размытые грани между законными и незаконными явлениями, правдой и ложью, миром и войной. Не существует в современном западном мире четкого разграничения прагматизма и принципиального подхода.
Лилия Шевцова полагает, что политика постмодернистского мира позволила России задействовать триадическую модель. Суть модели заключалось в одновременном пребывании России с Западом (сотрудничество, когда это выгодно), внутри Запада (личная непосредственная интеграция российского класса рантье в западное общество), и против Запада. Последний пункт концепции предусматривает соответствующую антизападную риторику, которая позволяет изолировать российское общество от влияния западных ценностей.
Аннексия Крыма положила конец симбиозу Запада и России.
Политолог называет российского президента более постмодернистским, чем все западные лидеры, включая Герхарда Шредера, Жака Ширака и Николя Саркози, ярких представителей направления политического релятивизма. Вполне вероятно, в гипотетическом продолжении работы Юргена Хабермаса «Модернизм и постмодернизм» хозяин Кремля выступал бы воплощением постмодернистского тренда.
Постепенно Россия стала бенефициаром либерального порядка и глобализации. Москва хорошо освоила способы использования ресурсов и слабости Запада для приостановки собственного распада с одновременным созданием видимости стойкости. Напористость российского политического режима возрастала с 2004 года, но западное сообщество по-прежнему стремилось видеть в Москве партнера, а не врага.
Европейцы надеялись, что сотрудничество нейтрализует российский мачизм и даже сохранили эту уверенность после знаменитой речи президента Путина в Мюнхене в 2007 году. Попытка бывшего президента Обамы «перезагрузить» отношения с Россией только подтвердила готовность Запада к отмежеванию от опасных тенденций во внешней политике России. В дальнейшем сотрудничество Запада с Москвой продолжалось, европейские политики старались не замечать поворота России в сторону авторитаризма.
Идеальную форму сосуществования Запада и России разрушила аннексия Крыма в 2014 году. Довольно неохотно, вынуждено Запад отреагировал на действия России. Европейцы применили тактику сдерживания, в ответ Москва начала реализовать антизападную мобилизацию. Глобальную шахматную доску Кремль перевернул вверх дном. Оказалось, что выгодные для России отношения с Западом подошли к концу, что можно объяснить своеобразной логикой.
В 2014 году Москва оказалась в тупике – Кремль не мог позволить Украине сбежать на Запад, поскольку это событие подорвало бы великодержавный статус России и могло быть расценено как проявление слабости. С другой стороны, Кремль стремился избежать конфронтации с Западом. При принятии решения об аннексии Крыма российские власти надеялись на повторение грузинских событий и прощение Запада. Вполне возможно, что если бы аннексия не переросла в конфликт на Донбассе, Россия действительно не понесла бы наказание за захват территории соседнего государства.
К новой холодной войне и многополярному мировому порядку Россия не была готова. Безусловно, привыкший к благам глобализации и потребительской жизни на западный манер, российский политический класс не желает возвращения мира к дарвиновской борьбе за выживание в отсутствие американского первенства. События 2015-2016 годов показывают, что по-прежнему Кремль отчаянно пытается вернуться к диалогу в США, но желает занять за столом более заметное место.
