На сегодняшний день, когда в Российской Федерации цифры на табло у пунктов обмена меняются с примечательной скоростью, большинству хочется помечтать о прекрасных далеких государствах, в которых не бывает ни падения валюты, ни инфляции. Скорее всего, большинству может показаться, что к числу таких государств может относиться Северная Корея. Однако подобных мечтателей о преимуществах социалистической экономики приходится огорчать: на протяжении последних 25 лет в истории КНДР отмечалась довольно заметная инфляция, которая два раза, в 2002 и 2009 годах, переходила в гиперинфляцию.
За промежуток времени между 1992 и 2009 годами, точнее, за время, что прошло между предпоследней и последней финансовой реформой, северокорейская вона понизилась в цене приблизительно в 100 раз. В ноябре 2009 года в обращение была запущена новая, деноминированная вона, которая тут же оказалась в режиме свободного снижения и за период 2010–2014 годов опустилась в стоимости приблизительно в 200 раз, причем в основном это ее снижение происходило сразу после финансовой реформы, на протяжении 2010 года. Это стало известно корреспондентам раздела «Новости мира» журнала для трейдеров и инвесторов «Биржевой лидер».
Тяготы расчетов.
Когда разговор идет о северокорейской инфляции, назревает вопрос о том, как ее измерить. Учитывая, что северокорейские власти перестали обнародовать сколь-либо осмысленную статистику экономики еще в начале 60-х, ни о каких индексах розничных цен и других дефляторах разговоров и быть не может. Однако имеется несколько показателей, которые отслеживаются довольно легко и многое подтверждают о темпах инфляции.
Один из подобных показателей – это курс американского доллара. Требуется отметить, что правительство КНДР, при всей строгости политического режима, традиционно относится к валютным операциям и валютчикам с достаточной снисходительностью. Если проводить параллель с СССР, где валюта была довольно опасной субстанцией, в Северной Корее на маленькие операции с валютой правительство смотрело сквозь пальцы даже в 80-е, а со стартом стихийного повышения рыночного экономического сектора обмен валюты был вообще де-факто легализован. Так что валютчиков уже с начала 90-х имелась возможность отыскать на любом крупном рынке, а курс американского доллара и других валют к воне отслеживался без всяких затруднений.
Другим показателем, на практике ключевым, считается цена риса. В Северной Корее, как в государстве бедном, весьма значителен коэффициент Энгеля, точнее, часть затрат на питание в семейном бюджете – он составляет приблизительно 70-75 процентов. Правда, стоимость риса подвержена сезонным волнениям и в большинстве зависит от масштабов той зарубежной помощи, которая поступает в государство, а на протяжении почти всего рассматриваемого временного периода КНДР была активным получателем такой поддержки.
В конечном результате требуется помнить, что убеждения о том, что «несчастные северные корейцы питаются одним рисом» в самой действительности являются очень забавными: рис в Северной Корее даже в настоящий период времени, когда обстановка в государстве пошла на улучшение, остается повседневной пищей только для привилегированного меньшинства. Простые граждане питаются вареной кукурузой.
Инфляция: этап первый.
До начала 90-х годов Северная Корея демонстрировала собой чуть ли не идеальный образец распределительного экономического сектора, во главенстве которого была заложена тотальная карточная система. С 1957 года была запрещена свободная торговля зерновыми, а приблизительно к 1970 году по карточкам могли распределяться уже фактически все продукты питания и товары первой необходимости. Формально данные товары реализовывались, но цены на них при этом являлись абсолютно символическими.
Как легко представить, подобная система приводила к скрытой инфляции. Особенно если учитывать, что цены и нормы выдачи оставались неизменными, а заработные платы медленными темпами, но повышались: за период 1960–1990 годов средняя заработная плата по государству увеличилась почти в два раза. В итоге наличные финансовые средства устремились на немногочисленные и тщательно контролируемые рынки, повысив там цены до предела: в середине 80-х курица на пхеньянском рынке стоила почти половину, а одно яблоко – приблизительно 7-8 процентов средней месячной заработной платы. Однако, так как карточки отоваривались, а рынок оставался маргинальным, инфляция могла оставаться под контролем.
Однако карточная система пала в начале 90-х: в кризисных условиях страна продолжала выдавать населению карточки, но вот отоваривать их больше не имела возможности. В итоге произошло стремительное повышение активности рынков и всяческой рыночной деятельности, и приблизительно к 1995 году именно с рынков стало снабжаться почти все население КНДР.
В 1992 году в государстве провели финансовую реформу, в процессе которой, как и требуется, были конфискованы «излишние» финансовые накопления населения (впрочем, нормы обмена были довольно щадящие), так что тот год можно рассматривать в качестве отправной точки в расчетах инфляции, тем более что именно в тот момент стремительно ускорилась дезинтеграция старой централизованной государственной экономики. В то время килограмм риса мог стоить на рынке 25 вон, точнее, приблизительно треть среднемесячной заработной платы, а за вечнозеленый доллар давали 100 вон. К 2000 году цена риса составила 46 вон за килограмм, а курс американского доллара – 210 вон.
