В России объявилась новая сакральная идея, объединившая краынашистов и либералов, майдановцев и ватников, верубщих и атеистов, левых и правых. Имя новой сакральной идеи – еда, точнее, «еду выбрасывать нельзя». Об этом пишет на своей странице в соцсети Facebook российский журналист Аркадий Бабченко.
Сдается, что ничего, кроме сакральности, в России вырабатывать уже не умеют. Самая главная заповедь любой сакральной идеи в России – не трожь! Цаль в Кремле – сакральный, Крым – сакральный, история – сакральная, война – сакральная. А теперь и помидоры стали сакральными.
Что такое голод, журналист хорошо знает. Он не настолько стар, чтобы быть свидетелем голодоморов и послевоенной голодухи, зато служил в российской армии. Армейского рациона молодому организму не хватало, да и самые лакомые куски старшие по званию забирали себе. Но «деды» и «дембели» отбирали и посылки из дому. Причем самое вкусненькое съедали, а остальное демонстративно уничтожали (совсем как сейчас бульдозерами давят пармезан и импортные помидоры). Делалось это для того, чтобы «молодые» поняли, что такое армии и где их место в этой структуре.
Солдат доводили до животного состояния сознательно и целенаправленно. Жрали молодые найденную немытую гнилую морковку, ночью под одеялом давились зубной пастой «Ягодка», которая пахла едой.
Но культа из еды после даже такой службы в армии А. Бабченко делать не стал – в отличие от российских властей. Стране, в которой помидоры объявляются сакральной вещью, точно наступит крышка. Более совкового, чем сакрализация еды, придумать невозможно. Глядя сюжеты по зомбоящику, где толпа орет от восторга, наблюдая за уничтожением еды, журналист вспоминает не продуктовые карточки войны, а молодых сержантов, которые отбирали и молодых солдат продуктовые посылки. Страна превратилась в такую же казарму, где кремлевские сержанты считает все остальное население барака своей собственностью, а угнетаемые солдатики соглашаются с этим и готовы жрать заплесневелые галеты с помойки. Готовы с лопат жрать, лишь бы со всеми.
«А я не хочу этого, пишет А. Бабченко. Я хочу, чтобы моим детям осталась совсем другая родина – не та, которую завещали нам деды, даже несмотря на то, что они голодали».
