Многие средства массовой информации писали о том, что в декабре президент Российской Федерации может объявить основные тезисы нового плана экономической либерализации (Путин предпочитает «менее западную» формулировку - «экономическая свобода»). Основой этого плана будет устранение бюрократических барьеров, а также «хищнического поведения» по отношению к бизнесу. Об этом пишет издание «Ведомости».
Поскольку на протяжении пятнадцати предыдущих лет многократно объявлявшиеся властью Российской Федерации кампании по борьбе с чиновничьим рейдерством и коррупцией не привели к успеху, неудивителен тот факт, что большинство экспертов относительно успеха данной программы настроены скептически.
Для скептицизма существуют довольно глубокие основания. Многие оппозиционеры России краеугольным камнем системы страны считают провластных олигархов, которые разворовывают ресурсы государства. Но предпосылкой для возникновения большинства нелиберальных протодемократических систем (Кристина Киршнер, Виктор Орбан, Уго Чавес) на протяжении последний четверти века довольно часто становились не алчные олигархи, а раздутый бюджетный сектор (социальные обязательства и бюрократия). Из-за чрезмерного бремени соцвыплат демократические правительства, которые не в состоянии были справиться с взятыми обязательствами, сменились радикальными популистскими лидерами.
Предпосылки популизма.
Какие экономические предпосылки популизма? Аналитики выделяют целый ряд характеристик, свойственных государствам, в которых приходят к власти антисистемно настроенные правители - высокая инфляция, безработица, продолжительный или глубокий экономический спад (а может, и то, и другое) и так далее. Однако периоды рецессии переживает множество государств, и только в некоторых из их числа, приходят к власти популисты. Поэтому убедительнее звучит объяснение венгерского парадокса профессором LSE Эбби Иннс: как могло государство, столь успешно прошедшее период посткоммунистической трансформации (Венгрию тогда считали настоящей success story), оказаться на пороге экономической стагнации, а также сворачивания политических свобод?
С Венгрией плохую шутку сыграло относительно успешное развитие в коммунистический период «гуляш-коммунизма» (он включал несколько элементов рыночной экономики). Во время трансформации в начале 1990-х годов власти Венгрии пытались избежать резких и очень болезненных рыночных реформ образца Польши (они руководствовались тем, что экономика станы в развитии изначально опережала большую часть восточноевропейских государств). Венгрия выбрала путь не шоковой терапии, а постепенной трансформации. Демократическое правительство пыталось сохранить доходы населения страны на относительно невысоком уровне (чтобы государство привлекало иностранные инвестиции конкурентоспособной рабочей силой) и высокий размер соцрасходов.
Итогом стал относительно невысокий уровень неравенства в государстве и рост налогового бремени на бизнес (Венгрия бедна на природные ресурсы, и у нее не было иных источников для пополнения бюджета). Данная ситуация, по выражению известного политолога Эспинга-Андерсена, стала источником «смертельной спирали»: очень низкой занятости вместе с низкими налоговыми поступлениями было необходимо увеличение соцвзносов для поддержания неизменного размера соцвыплат. Это влекло за собой увеличение налогов и повышало безработицу. Профессор Иннс отмечает, что даже когда соцвыплаты были сокращены, экономика Венгрии не смогла восстановиться. К этому времени исходное преимущество страны было утрачено: для инвестиций появились более привлекательные рынки с рабочей силой, еще более дешевой. В результате государство оказалось в ситуации экономической стагнации, а население страны разочаровалось в капитализме и демократии.
К приходу к власти Орбана (2010 год) 77 процентов опрошенных венгров, согласно данным известного политолога Федора Лукьянова, высказали свое недовольство относительно текущего состояния демократии. Больше половины отмечали, что для государства сильный лидер намного нужнее и важнее, чем демократическое правительство. 72 процента считали, что им живется намного хуже, чем во время коммунизма. Это и послужило мандатом, выданным Орбану. Похожая ситуация, при которой неполноценные экономические реформы сочетались с раздутыми социальными выплатами и спадом экономики, привела в Венесуэле к власти Чавеса.
У популистов собственная политика.
Популистские лидеры, придя к власти при сходных причинах, осуществляют похожие стратегии. Выступая от имени народа и бравируя антизападной риторикой популизма, они пытаются оправдать необходимость устранения противовесов и ограничений исполнительной власти для защиты интересов «простого населения» от олигархов и алчного бизнеса. Получив мандат для изменения правил игры, лидеры национализируют главные ресурсодобывающие компании (Путин, Чавес), банки и энергетические компании (Орбан), создают госкорпорации (Владимир Путин), вводят большие «кризисные» налоги для бизнеса (Орбан). Эти средства частично направляются на создание новых рабочих мест (обычно, в госсекторе) и на повышение соцвыплат.
Такого рода стратегия дает возможность решить две проблемы: уничтожает источник, провоцирующий недовольство населения, и создает своего рода базу для лояльности избирателей. Популистские лидеры позволить существенное урезание чиновничества и госсектора не могут (это основная база их поддержки). Поэтому и у российского лидера едва ли получится внедрить программу экономической либерализации (снижение админбарьеров и уровня бюрократии лишит его власть главного источника лояльности в стране).
