По словам российского журналиста Олега Кашина, в современной России номенклатурный класс постепенно превращается в помещичий. Более детально мнение Кашина о превращении российского номенклатурного класса в помещичий изучали журналисты раздела "Новости России" издания "Биржевой лидер".
Олег Кашин в статье, опубликованной изданием Znak, отмечает, что неисчерпаемых золотых жил не бывает, тем более в медиапространстве. Постепенно однотипные новости превращаются из сенсации в скучный фон – они попросту приедаются. Даже такое событие, как война, если она длится более 7 дней, переезжает с первых полос СМИ на вторые, затем на третьи и так далее.
Становление в России номенклатуры как нового помещичьего класса сегодня является уже не сенсацией, а обычным фоном. Сейчас уже сложно вспомнить, что здесь можно назвать сенсацией. Скорее всего, это информация о "даче Путина" в Геленджике. С момента появления данной новости прошло уже много лет. Дроны Навального продолжают кружить над потаенными усадьбами, однако в данном случае уже с закрытыми глазами можно угадать, что попадет в объектив камеры беспилотника – заповедный уголок черноморской или среднерусской природы, большой дворец, выстроенный на огромной территории, огороженной высоченным забором. Ну и по мелочам – мараловые хозяйства, шубохранилища, домики для уточек, гранитные грядки и так далее. Каждый из новых такого рода сюжетов – всего лишь штрих к портрету правящего российского класса, известном, наверное, каждому.
К середине 10-х годов слово "Рублевка" уже утратило свой привычный смысл. Номенклатурный, еще советский дачный пригород пережил свой расцвет, и в результате уперся в потолок, над которым родился и успел расцвести новый мир. На карте России позднепутинская облачная сверх-Рублевка расположилась уже не прежним цельным пятном, а архипелагом, имеющим весьма причудливую форму. Сегодня уже очевидно, что измеряется новый помещичий феномен в России не миллиардами, и не гектарами. В период, когда только строились первые усадьбы, о них можно было говорить на языке коррупции или девелопмента. Сегодня же количество островов нового быта исчисляется десятками – это уже культура и метафизика.
Герой фильма Алексея Навального "Он вам не Димон" распределяет свои вина между "Речкой" и горой". Это, по сути, география фантастической страны Средиземье, спрятанной внутри Российской Федерации и не заметной для простых граждан. Средиземье – это вторая Россия, но живут здесь совсем не так, как рядовые граждане. Эта страна спряталась за высокими заборами и за "белыми пятнами", имеющимися в реестре недвижимости. Те, кто говорит о внутренней эмиграции, привыкли иметь здесь в виду самих себя, бегущих в собственную частную жизнь. Между тем внутренняя эмиграция номенклатуры точно такая же – здесь тоже бегут в свою внутреннюю жизнь от обычных граждан.
Если номенклатура столь тщательно окапывается, значит они намерены еще долго оставаться хозяевами России – Кашин.
По мнению Кашина, важнейшей политической новостью этих лет можно назвать обустройство номенклатурного быта, ведущееся с маниакальным упорством. Данную новость можно понимать как свидетельство предстоящего России очень долгого застоя. Если номенклатура сегодня столь тщательно окапывается, значит она планирует оставаться хозяином страны еще очень долго. В ином случае представители номенклатуры обустраивались бы в далеких странах, на теплых морях, а в России сидели бы на государственных дачах.
Вместе с тем, анклавы сверхроскоши, находящиеся в сотнях километров от российской столицы – это какое-то очень странное обустройство, ведь при обычном графике российского чиновника туда трудно выбираться ежедневно или даже ежемесячно. Жизнь, повседневный быт, уют и роскошь – это все равно, в первую очередь, Москва, тогда как мараловые хозяйства и дворцы продолжают оставаться прекрасным фантастическим Средиземьем, страной, по большому счету, воображаемой.
Не подпадают данные чудеса и под определение "инвестиции". Предположим, что люди тратят в данном случае свои собственные деньги. Но ведь все это очень странно – тратить средства на приобретение в заповедных уголках недвижимости. Последняя ведь становится в итоге неконвертируемой. Попытайтесь представить себе владельца шубохранилищ, или агента по недвижимости, бегающего за миллиардерами с целью впарить им "Версаль", затерянный где-нибудь в смоленской глуши. Такое невозможно продать даже по цене стройматериалов, и данное вложение всегда будет неликвидом. Наверное, проще будет продать недостроенную атомную электростанцию.
Номенклатурные лимитчики практически не отличаются от провинциальной молодежи, стремящейся сделать карьеру в Москве – с поправкой, конечно, на фантастические возможности первых. Однако у номенклатурщиков при этом во столько же раз более мощное чувство неустроенности и временности, во сколько раз их богатство и возможности больше, чем у рядового клерка. Если клерк покупает себе в IKEA новый шкаф, то спикер Государственный Думы строит в лесу дворец.
Между тем судьба шкафа и дворца, по сути, одинакова – шкаф когда-нибудь выбросят на помойку, а во дворце поселятся бездомные люди или дикие звери. Спрятанная в глуши роскошь – это истерика, отчаяние, попытка материализовать надежду на то, что в России никогда ничего не изменится. Страна еще 10 лет назад была другой, и номенклатурщикам даже в голову не приходило становиться "помещиками" – хватало кооператива "Озеро" и Рублевки. Сегодня же им этого не хватает, и поэтому номенклатура строит дворцы – по большому счету, памятники собственному отчаянию.
