Перемены в стратегии российской власти прокомментировал Сергей Шелин. Он утверждает, что список методов воздействия чиновников на население ограничивается запугиванием и принуждением, сообщают журналисты раздела «Новости России» интернет-издания для деловых людей «Биржевой лидер» со ссылкой на «Росбалт».
Обозреватель Сергей Шелин в своей публикации пишет, что прямое силовое принуждение никогда не было главным управленческим приемом в России. Даже в советские времена применялись альтернативные методы, в постсоветский период тем более. Кулачные методы применялись только в особых случаях.
Тем не менее любители политических классификаций нередко вносят Россию в перечень государств с «электоральным авторитаризмом», стремясь при этом подчеркнуть желание руководства страны учитывать если не требования, то хотя бы инстинкты народа. В результате чиновники регулярно получают от населения сравнительно добровольное согласие на продление своей власти. Выборы проводятся ритуальные, но совсем не поддельные.
По словам журналиста, только сейчас и буквально на глазах происходит отказ от этого поверхностного благолепия, ненастоящего, но широко разрекламированного единства верхов и низов. Взаимная нелюбовь начальства и широких масс нарастает, но даже непопулярный режим может существовать довольно долго, не раздавая при этом ежедневных пинков своим подданным. Главным условием является осторожное поведение чиновников, по пустякам нежелательно злить население.
После непродолжительного колебания весной текущего года российский режим выбрал другой вариант. Не имея возможности стать скромным, режим старается выглядеть устрашающим. Сейчас от подданных не ждут любви, уважения или равнодушного терпения, начальству нужна только капитуляция. Показательной в этом контексте является история активиста Александра Туровского.
Публикацию активиста в Facebook можно считать коммюнике и выражением той капитуляции, которую от подданных требует начальство. На любовь чиновники не претендуют, согласны с тем, что обиженные называют систему разными именами, но негативно относятся к сторонникам Навального или любого другого альтернативного претендента на власть. Бороться с режимом сам режим позволяет, но при условии, что борьба не создает политических угроз, в противном случае напоминают о необходимости беречь голову.
Пример активиста является простым и на некоторое время эффективным ответом на недавние призывы Навального выходить на улицы. Оппозиционер утверждает, что на массовых акциях задержаний будет немного и маловероятно избиение митингующих. Всеми своими звеньями система старается показать, что пострадают многие. В огромных масштабах ведется кампания запугивания всех категорий молодежи, которые подозреваются в склонности к уличным акциям. Как минимум на часть активистов события произвели впечатление.
Режим потерял популярность, но по-прежнему является безальтернативным.
Предполагает Шелин, что дебаты Навального и Стрелкова, заранее потрясшие впечатлительные интеллектуальные круги России, могут объясняться поиском альтернативы уличным выступлениям. На современном этапе участие в протестных акциях стало слишком рискованным. Дебаты можно рассматривать как некое подобие популярных сейчас дискуссий на «литературно-морально-историко-политические» темы.
По утверждению журналиста, некоторые из дискуссий вполне можно назвать поучительными и занятными, но каждый раз явственно просматривается стремление найти способ избежать наказания. Возможность избежать наказания есть только в случае ведения отвлеченных интеллектуальных игр, не имеющих отношения к настоящей общественной жизни. В последнее время даже за такие дискуссии стали наказывать, доказательством чего является раскручиваемое в Москве театральное дело.
Люди, схожие по калибру с Кириллом Серебренниковым, полагали, что известность и крайняя осмотрительность могут быть хорошей защитой и им предстоит понести только моральный ущерб, возможно, тяжкий. Видимо, их подчиненным не приходится рассчитывать на символическую кару. Невзирая на обиды публики, режим твердой рукой очищает культурное поле от всего, обозначающего хоть какую-то самостоятельность. Аналогичный процесс можно заметить на научном поле.
В современных обстоятельствах любое сообщество профессионалов (даже состоящее из добрых лоялистов) должно быть готово к тому, что под каким-то предлогом его принудят к унизительной капитуляции. Просто для того, чтобы население знало свое место. Журналист констатирует, что все меньше сил и средств режим тратит на то, чтобы убедить подданных в своей важности и полезности.
На теперешнем этапе старая политика себя исчерпала, придумать новую не удалось. Режим оказался в тупике, но придираться к себе не позволяет. Действующей системе не нравится, что ее власть начали ставить под вопрос, она просит население сидеть и не рыпаться, в противном случае грозит наказать. Возможно также наказание без какой-либо вины, просто так. Несогласным с новым порядком вещей позволяют уехать.
Временный успех объявленного примитивного силового курса Шелин объясняет не столько мощью режима, сколько слабостью российского общества. На участках, где люди твердо отстаивать свои интересы, система иногда отступает, но таких участков мало. Престиж системы снизился, но в стране отсутствует широкая оппозиционная коалиция, объединяющая политиков вокруг позитивных идей. Именно отсутствие такой коалиции является главной российской бедой, гипотетический авторитаризм Навального никакого отношения к современным реалиям не имеет, как и спор вокруг него.
По сути своей силовой курс является политикой чрезвычайного положения, которая, как правило, исчерпывает себя довольно быстро. Вряд ли есть смысл надеяться на то, что начальство предоставит населению что-то более осмысленное и общественно-полезное, поскольку войти в тупик легче, чем выйти из него. Современная Россия только начинает задумываться о том, чем и как заменить явно изжившую себя систему.
